Константин Дрыгин проиграл Областной суд. Но не сдается.

Константин Дрыгин проиграл Областной суд. Но не сдается.
DSC_3498.jpg
17.11.2011
Заседание областного суда по иску Константина Дрыгина выходило за рамки здравого смысла

И, наверное, было бы смешно, если б не было так грустно. Механизм недопущения до выборов неугодных кандидатов работает безотказно и выбивает из предвыборных рядов людей, которые реально могли бы побороться за мандат. В этом первоуральцы убедились дважды только за этот год. В марте графологи «забраковали» очевидно сильных кандидатов на пост главы города, признав собранные за них подписи поддельными. А сейчас с легкой руки экспертов с предвыборной гонки кандидатов в Облдуму снят самовыдвиженец Константин Дрыгин, действующий депутат первоуральской Думы. Подписи за него также оказались некачественными. Дрыгин попытался оспорить результаты экспертизы, предоставив в суд 249 нотариально заверенных подписей от людей, чьи автографы не понравились графологам, а также пригласив на заседание около 30 свидетелей — сборщиков подписей и самих избирателей.

Он-лайн — запретить!
Пришедшие поддержать Константина Дрыгина зрители намеревались организовать трансляцию судебного заседания в «Твиттере», но сделать это им не удалось, поскольку в самом начале слушаний суд удовлетворил соответствующее ходатайство представителя первоуральской ТИК Дмитрия Солдатова.

— В настоящее время включен ноутбук и присутствует мобильный Интернет. Я прошу принять меры к недопущению он-лайн трансляции из зала заседания с целью исключить возможность общения со свидетелями, которые находятся в коридоре — чтобы не было корректировки их показаний, — пояснил он.

После того, как ноутбук был выключен, началась расстановка акцентов. Для начала вспомнили цифры. Константин Дрыгин, как самовыдвиженец, представил в ТИК 1042 подписи на 219 подписных листах. Для того чтобы стать законным кандидатом, необходимо было 948 действительных подписей. «Благодаря» графологам у Дрыгина таковых оказалось лишь 707. Из 335-ти забракованных 249 удалось заверить нотариально. Приплюсовав их к 707, получаем 956, а значит, путь в кандидаты открыт. Но все оказалось не так просто.

— Вы оспариваете акт экспертного заключения графологов, который сделан специалистами. Их компетенцию вы оспариваете тоже? — уточнил судья Владимир Дмитриев, уже давая понять, что эта компетенция — вне всяких сомнений.

— Что Вы, это бесполезно, — ответил адвокат Дрыгина Иван Кадочников. — Дело лишь в том, что этот акт не объективен. Есть реальность экспертов, которые забраковали даты и подписи, и есть люди, которые эти даты и подписи ставили. Люди подтвердили это трижды — при внесении в подписной лист, у нотариуса и готовы удостоверить данный факт в суде. А вот правильность проведенного исследования основана лишь на авторитете двух графологов, никакого нормативного акта, регулирующего процедуру исследования, нет.

Первым свидетелем, вызванным к трибуне по делу Дрыгина, была Мария Кульбицкая, собиравшая подписи в поддержку кандидата. По ее словам, это не представляло труда и, по сути, "можно было поставить палатку на центральной площади города, и все с удовольствием бы пришли расписаться".

Вспомнить все
Дмитрий Солдатов определил главную «линию обороны», также основываясь на заключении экспертов и доверяя невооруженному глазу.

— В подписных листах даже визуально, даже невооруженным взглядом видны определенные сходства в датах и подписях. Поэтому у всех членов ТИК создалось единое мнение и сомнений в правильности выводов специалистов не возникло, — сообщил он суду.

На допросе свидетелей Дмитрий Солдатов у всех пытался выяснить, главным образом, одно, — не ставилась ли подпись на рабочем месте? По закону, это является нарушением, а потому играет на руку избирательной комиссии. Например, Константину Дрыгину были заданы такие вопросы: «Сколько подписей собрано у Вас в офисе?», «Где и сколько подписей собрано с ваших работников?», «Ставились ли подписи в офисе у сборщика Марии Кульбицкой?».

Но больше всех впечатлило количество и суть вопросов, заданных судом свидетелям. Порой казалось, что формулировки изначально игнорируют всякие правила логики, отчего мышление путалось, а людей, пришедших поддержать «достойного человека по собственной воле» (об этом говорили все!), становилось искренне жаль — процедура скорее напоминала допрос преступников. Небольшие выдержки из общения со сборщиками:

— Почему Вы пошли в офис, а не пошли собирать подписи по квартирам?

— Да кто ж мне откроет дверь в наш век!

— Когда вы приходили в офис, то создавалось впечатление, что это рабочее место?

— В смысле? Я приходила, чтобы договориться с людьми о встрече, чтобы они могли поставить подпись в удобном месте, после работы…

— Как вы могли перемещаться в разные концы города в один день?

— А как это делают все? На машине…

От избирателей требовалось вспомнить минуту из жизни, когда они ставили подпись, во всех подробностях, как будто это происходило час назад. Суд интересовало, при каких обстоятельствах ставились дата и подпись, в какой час, кто при этом присутствовал, какого формата был лист, что на нем было написано. Когда кто-то затруднялся с ответом, судья поднимал глаза и говорил: «Ну, Вы же не часто расписываетесь за кандидата! Неужели не помните, что было месяц назад?» Совсем абсурдными казались вопросы: «Вы точно помните, что ставили дату и подпись сами?» или «Вы уверены, что это были Вы?». После секундного недоумения подписанты уверенно отвечали: «Да, конечно».


Александр Булычев сразу же принял решение поддержать Константина Дрыгина в областном суде, поскольку кандидат — "мужик нормальный". Сам Булычев — один из 279 человек, подписи которых не удовлетворили графологов.

Самые эмоциональные
Эмоции в суде не приветствуются — там это не считается признаком искренности. Скорее, наоборот — хочешь, чтобы тебя выслушали, говори по существу. Но ведь все — живые люди, а потому без возмущений и человеческой простоты не обошлось. Сборщик подписей Галина Кактус прямо сказала судье, что все его вопросы далеки от сути:

— Важно то, что нас обвиняют в том, что мы подделывали подписи. И я считаю, что такое недоверие — это прямое оскорбление меня, как ветерана труда, как заслуженного работника МВД.

— Вы — свидетель, прошу без комментариев, — одернул ее судья.

— Могу же я выразить свое мнение!

— Нет, я Вам задаю конкретные вопросы…

— А я Вам конкретно и отвечаю — у меня все это бескорыстно, поскольку таких людей, как Дрыгин, мало.

— Такой вопрос вам не задавали!

Свидетель Александр Булычев, избиратель-пенсионер, не поленился приехать на суд в Екатеринбург, так как чувствовал себя обманутым после заключения экспертов, а доказать свою искренность — дело чести.

— Мне рассказали о кандидате Дрыгине. Я его не знал. А поскольку не люблю расписываться за тех, кого не знаю, позвонил дочери — она всех знает. Ее муж сказал, что у этого человека работал — он хорошо платит. И дочь подтвердила, что нормальный мужик. После этого я подписал. И жена моя подписала — тоже сказала, что будет голосовать за него. Мы дали паспорта, поставили дату и подпись. Все! Моя подпись просто корявая, как будто детская. Наверно, к этому прикопались. Но она как в паспорте — посмотрите. Это я!

Как бы то ни было, очевидную вещь — что все люди настоящие и пришли на слушанья не за деньги, а за идею — суд так и не признал.

Судья вместе с заявителем и графологом просматривают подписные листы. Эксперт Ирина Романова на заседании была готова признать недостоверными еще несколько подписей.

Категорично. Точка.
Когда к трибуне вышел главный свидетель — почерковед Ирина Романова, которая совместно с другим экспертом Ларисой Шакирзяновой проводила исследование подписных листов Дрыгина — механизм отбраковки неугодных кандидатов стал до неприличия прозрачным.

— Назовите ваше образование и стаж работы, — первым делом попросил Дмитрий Солдатов.

— Образование высшее юридическое, стаж работы — с 1985 года, — невозмутимо ответила Романова.

— Перед нами стояла задача — выявить в подписных листах записи дат и подписи, выполненные одним лицом/группой лиц, а также подписи вымышленные или рисованные, — заявила она в самом начале своего выступления.

И доводы уже можно было не слушать, так как сразу стало ясно: вопроса — «есть ли в подписных листах фальсификация» — не стоит в принципе. Фальсификация есть! — ее надо лишь грамотно обосновать, тем более, что специалисту со стажем не могут не поверить.

В речи Романовой то и дело звучали такие фразы, как «мы решили», «это навело нас на мысль», «наш опыт позволяет утверждать». Все присутствующие должны были поверить в то, что «рядом стоящие подписи не могут обладать одинаковым наклоном, одним нажимом, размером», «если все нули написаны с одинаковыми точками начала и окончания линии, то их непременно рисовал один человек». Но… не верилось, особенно после того, как к трибуне выходили люди и говорили: «Да что Вы! Это вот писал я, а это не я! Моя подпись — вот она».

— Я считаю, что все выводы — категоричны, — стояла на своем Ирина Романова.

Абсурд победил
После изучения письменных, нотариально заверенных заявлений, свои выводы из девятичасового процесса сделала представитель прокуратуры. Вывод первый — нотариально заверенные подписи избирателей не являются допустимым доказательством в рамках процессуального законодательства. Вывод второй — подписи десяти избирателей, показания которых заслушаны в суде, можно признать достоверными, потому что не доверять людям оснований нет. Вывод третий — к показаниям сборщиков подписей следует относиться  критически, так как у них явно дружеские отношения с кандидатом.

— Решение Первоуральской ТИК об отказе в регистрации кандидату Дрыгину является законным и обоснованным, — главный вывод прокурора с одной лишь оговоркой — «заключение экспертов все же имеет долю вероятностного характера».

В прениях у Константина Дрыгина была последняя возможность убедить суд в том, что отказ ему в регистрации основан на абсурде.

— Эксперт ничем не рискует, давая то или иное заключение. Выводы, которые он сделал, противоречат здравому смыслу. Поддельными они признали даже подписи моих родителей. Объективно подтвердить, что подписи ставились людьми, способа нет, кроме как заверения у нотариуса. 249 человек пошли на это ради справедливости. 956 избирателей сегодня хотят видеть меня в качестве депутата. Я прошу не только за себя, но и за них, и надеюсь, они не разочаруются в демократии нашей страны.

Чаша весов с вероятностным заключением двух экспертов-графологов перевесила. Судья Дмитриев Константину Дрыгину отказал в полном объеме.

Соратники Дрыгина оставались в зале до самого конца.

Кассации быть, ибо уж совсем анекдот
В понедельник мы пришли к Константину Дрыгину, чтобы узнать, как у него настроение и ставит ли он в этой истории точку. Сотрудники магазина, где расположен офис самвыдвиженца, «гудели», обсуждая пятничное заседание с интонациями недоумения и возмущения. В кабинете депутата также шло живое обсуждение.

— Кассацию подаем! — уверенно сообщил нам Константин Дмитриевич. — Цели по-прежнему две — восстановление справедливости и восстановление на выборах.

— В случае благоприятного исхода, первоуральской ТИК придется переделывать бюллетени, — добавляет адвокат Иван Кадочников. — Ну, а если справедливости нет и там, то ее уже нет нигде. Все просто: у человека есть пассивное и активное избирательное право. Активное — право выбирать, пассивное — быть избранным. В рамках пассивного права Константин Дрыгин сдал документы, но для этого люди должны были реализовать свое активное право. Но выясняется, что реализовал ты его, не реализовал — два человека собрались и сказали: «Вот тут штришок не тот! Подпись выполнена старческим образом!» И все!

Фактически, по словам Ивана Кадочникова, суд попросил Дрыгина привести на допрос всех 249 человек, понимая, конечно, что поговорить с каждым — нереально. За девять часов удалось допросить лишь 17 свидетелей!

— А это уже как тот анекдот — во Второй Мировой войне погибло 22 млн человек,  а теперь перечислите всех поименно! — разводит руками адвокат. — То, что сборщики хорошо относятся к Дрыгину — это основание относиться к ним критически. Это из серии — Кириллов и Романчук хорошо отзываются о губернаторе Мишарине, поэтому Кириллов и Романчук — заинтересованные лица, доверять им нельзя. А у графолога — авторитет и «грудь в медалях», поэтому он прав.

— Видимо, мне надо было собирать подписи с тех людей, которые меня дико ненавидят, — иронизирует Константин Дрыгин. — Тогда подпись была бы правильной!

А какой титанический труд проделан соратниками Дрыгина в части поиска людей и заверения каждой из 249 подписей у нотариуса — и представить сложно.

— В первую очередь, спасибо им большое! — говорит сборщик Ольга Полякова. — Каждый был на вес золота, если бы хоть кто-то отказался, то труды пошли бы насмарку!

— Это была буквально охота за головами, было невероятно сложно, поскольку не все люди живут по месту прописки, а иной информации у нас просто не было, — добавляет Мария Кульбицкая, также собиравшая подписи за Дрыгина. — Кто-то в командировке, кто-то в больнице рожает, кто-то сдал паспорт в УФМС… За последнюю неделю мы отработали все методы поиска людей, слежки за ними — можно было открывать сыскное агентство.

А результат, по словам обоих сборщиц, один — часть электората сказала, что вообще не пойдут на выборы, другая часть влилась в массу протестного электората, и все они без интереса ждут выборов, где априори нет выбора.

Константин Дрыгин сделал два вывода после заседания. Первый — бороться надо. Второй — бороться бесполезно.

Об алогичной логике
Константин Дрыгин, самовыдвиженец

До сих пор некоторые считают, что не все подписи наши были настоящими. Как бы вы себе видели такое развитие событий — мы приезжаем к людям и говорим им: «Уважаемые, мы подделали вашу подпись, но вы, будьте добры, съездите к нотариусу, и напишите, что все-таки это вы подписывались». И так 250 раз. По-моему, нелогично.

Открыв один из подписных листов, судья предложил эксперту сказать, почему она считает подписи в строке 2 и 4 сделанными одним человеком. «Ну, разве вы не видите, вот здесь буква С и здесь буква С, — сказала эксперт. Когда я возразил, что просто обе эти две фамилии начинаются на букву С, она говорит — все равно они одинаковые. Но потом мы неожиданно увидели, что это строки 4 и 5, а забракованы были строки 4 и 2. На этот вопрос она ответила так: «Значит, 5-ю строку нужно было забраковать тоже!» То есть если бы мы сейчас отдали графологам тот же самый том с 219 подписными листами, мы бы получили опять около 300 бракованных подписей. Но это были бы совершенно другие люди.

Перед процессом я был уверен, что прав. Но уже вскоре понял, что решение давно принято. Это видно по тому, какие вопросы задавал судья. Даже заседание рабочей группы ТИК в Первоуральске 20 октября было, по сути дела, обусловленным. Тогда председатель комиссии перед началом работы рабочей группы сообщил (эта запись выложена на городском сайте «Сити-лайф»), что подписи, на его взгляд, да и на взгляд комиссии, рисованные. Все было уже решено.

Выводов у меня два: с одной стороны, надо идти в суд, надо бороться. С другой стороны, если кандидат хоть сколько-нибудь сильный, это касается и меня, и Марины Соколовой — местный избирком прикладывает максимум усилий для того, чтобы не допустить этих кандидатов к дальнейшим выборам.

На вопрос, не боитесь ли вы репрессий со стороны властей, Константин Дрыгин ответил: «Конечно, страшно. Из-за моих разбирательств в суде уже начали «прижимать» моего партнера по бизнесу».




Материалы по теме: